Любовь по-немецки – 2. Особые отношения - Мара Дорст

Около дворца Ришелье Саня замечает красивую чернокожую девушку, длинноногую, с копной черных кудряшек на голове «а ля Анджела Дэвис». Она позирует своей подруге, красиво выгибая спинку и призывно улыбаясь в объектив.

– Блин, я хочу с ней сфотографироваться. – загорается мой друг.– Скажи ей, что я хочу фото с ней.

Он умоляюще смотрит на меня, и я иду к девушке. Надо же тренировать свой французский.

– Excusez-moi, – обращаюсь я к ней.-Mon ami est choqué par votre beauté. Puis-je vous demander de prendre une photo avec lui? (Извините, мой друг просто потрясен Вашей красотой. Могу я Вас попросить сфотографироваться с ним?)

Она польщена и согласна. И счастливый Сашка получает на память фото в обнимку с красавицей, про которую, из короткого обмена репликами, мы узнаем, что она модель. Теперь понятно, почему она так легко и непринужденно позировала на камеру.

День завершается потрясающим видом на Париж с высоты 210 метров. Мы на знаменитой башне Монпарнас в самом центре Парижа. Смотровая площадка находится на 60-м этаже небоскреба, и лифт доносит туда за считанные секунды, так быстро, что закладывает уши от стремительного набора высоты. Отсюда видно весь город в легкой сумеречной вечерней дымке. Красиво до головокружения.

Ночевать едем в маленькую гостиницу на окраину. Уже полдвенадцатого ночи. И хотя мы очень устали, решаем с Сашкой немного прогуляться перед сном. Заходим в супермаркет купить растворимого кофе с молоком 3 в 1, шоколадку и какой-нибудь сэндвич на ужин. Встречаемся там с попутчиками, туристами нашей группы. Они уверены, что мы с Сашкой семейная пара. Это можно заключить из их вопросов: откуда вы, в каком номере остановились, где будете ужинать. Я не собираюсь их разочаровывать. Прощаемся и идем, куда глаза глядят. Сворачиваем в частный сектор. Я удивлена, что вокруг обычные частные дома, как у нас в России. За высокими заборами притаились дворики, кое-где в щель между воротами можно разглядеть машины, припаркованные перед домом. Это не похоже на Германию. В Германии не ставят высоких заборов, там популярны низенькие оградки, чисто символически очерчивающие границу перед домом. Идем в тишине и почти в темноте. Одинокие фонари едва освещают улочку. И ни одного прохожего. Словно мы и не в Париже, а в каком-нибудь провинциальном городке. Уже поздно и нам пора возвращаться в гостиницу, ведь с утра ранний подъем. Сашка приглашает меня зайти к нему в номер поужинать. Я соглашаюсь, но когда он предлагает лечь сегодня вместе, я отказываюсь. Он нравится мне, но я не хочу испортить нашу дружбу сексом. Кроме того, я очень устала и хочу спокойно выспаться одна на своей широкой гостиничной кровати. Видно, что мой друг разочарован, но, к его чести, он принимает это стойко, не подавая виду.

У себя в номере я сразу включаю телевизор. В комнату врывается быстрая французская речь. Переключаю каналы: новости, сериалы, документальное кино. Честно говоря, я ничего не понимаю. Привыкла к своему университетскому книжному французскому, а живая речь совсем непривычна моему слуху. Ну и ладно, не буду расстраиваться. Не хочу. Я в Париже. Я в Париже! Это достаточный повод для радости!

Надо еще просмотреть снимки, которые сделала сегодня. Заодно, пока листаю их, подключаю wi-fi, вводя пароль с бумажки, которую оставила администрация отеля на моей прикроватной тумбочке. Надо отправить несколько фото Жене, похвастаться ему, где я побывала сегодня.

Плим. Приходит ответ в ВК. Но не от него. Я вглядываюсь в экран. Люда Андриянова. Кто это? Я никогда не интересовалась фамилией его любовницы. Но, судя по словам, которые светятся на экране мобильника, это она.

– А ты в курсе, что мы живем вместе, и что он тебе пишет, когда он рядом со мной???

Дальше еще два:

– Если тебе по кайфу снова быть в треугольнике, возвращайся, я здесь (подмигивающий смайлик)

– Я тебе больше скажу, я никуда не денусь, как бы он не врал тебе. И зачем ты шлешь ему свои фотки?

Прекрасный вечер, которым обещал завершиться сегодняшний день в Париже, меркнет. Сердце пронзает невыносимая боль. Не может быть! Он же клялся мне, что он расстался с ней! Он же умолял меня бросить все здесь и немедленно возвращаться к нему! Мне так плохо, что я соображаю только, что мне необходима сигарета, чтобы хоть немного унять эту боль.

В гостинице курить нельзя. Это написано везде: в холле, в номере. Я бросаюсь к окну, но оно закрыто на ключ. Хватаю пачку, зажигалку и бегу на первый этаж к администраторам.

Двери гостиницы уже закрыты: первый час ночи.

– Прошу Вас, откройте, мне надо выйти покурить.

Администратор неодобрительно смотрит на меня, но встает со стула и идет к дверям.

– Когда Вы вернетесь?

– Минут 15—20, хорошо?

– Ок. Помашите мне, когда захотите вернуться.

– Да, я здесь, рядом. Просто покурю. Важный разговор. Comprenez-vous? (Понимаете? фр.)

Он кивает.

Выхожу, лихорадочно закуриваю сигарету, пишу ответ:

– Привет. А зачем он говорит, что он меня любит и хочет, чтобы я вернулась? Ведь он меня дергает. Я не хотела с ним общаться, я послала его, но он звонит с других телефонов.

Немного подумав, дописываю:

– И зачем ты мне врала, что тебе это не надо? А теперь пишешь, что никуда не денешься? Выходит, ты тоже меня обманула?

Прикуриваю следующую сигарету, едва закончив первую, и строчу дрожащими от волнения пальцами:

– И почему ты разрешаешь ему писать мне, когда он рядом? Вы что, сумасшедшие оба?

Приходит ответ:

– После того, как он так поступил со мной, я сказала, что впредь я никуда не денусь ни при каких обстоятельствах. И мне, и моему парню, который хотел стать моим мужем, он объяснил, что не может жить без меня и любит меня!

Я пишу:

– Но ты же понимаешь, что мне он говорит то же самое! Это же ненормально.

Она отвечает:

– У меня он на коленях вымаливал прощения, так же плакал и говорил, что любит. На данный момент я знакома с его мамой и дядей, мы живем вместе, и он везде называет меня женой. Я тебе не вру! В отличие от него.

О Боже! Какой ужас. Я думала, что он уже пробил дно, но, оказывается, это были только цветочки.

Меня накрывает ярость, неудержимая, горькая, смертельная ярость.

И, как всегда, ярость дает мне силы, я словно трезвею. Я, Марина, стою здесь в ноябрьском холоде около отеля в пригороде Парижа, вынужденная снова испытывать эту боль, потому что «мой ёжик», как я называла его, «мой медвежонкин», а на деле негодяй и мерзкое чудовище пытается манипулировать мной, измывается над моими чувствами, и врет мне, что любит меня и готов на все, чтобы меня вернуть! Да пошли они оба куда подальше!

Набираю на телефоне:

– Ну тогда ясно. ЗАБИРАЙ ЕГО. И оставьте ОБА меня в покое.

Блокирую сначала его, потом ее. Курю третью по счету сигарету. Я адски замерзла, ведь выбежала в одних тапочках и толстовке. Машу администратору в надежде, что он увидит меня и откроет. Слава Богу, он обращает на меня внимание и идет к дверям, иначе ночевать бы мне на улице. Вот уж чудесная первая и единственная ночь получилась бы на память о Париже!

Возвращаюсь в номер, выключаю телевизор и ложусь, свернувшись калачиком и накрывшись одеялом почти с головой. Защитная поза эмбриона. Мысли лихорадочно роятся в голове: какое счастье, что я в Париже, а потом еду в Германию. Какое счастье, что я здесь, вдали от него, в благословенной Европе. Какое счастье, что она написала мне прежде, чем я решила вернуться к нему! Пусть теперь Женя кусает локти от зависти, что я здесь, и ему не добраться до меня, не испортить больше мою жизнь. Пусть варится в своем болоте вместе с ней. И, наконец, спасительный сон уносит меня прочь от моих переживаний.